Space: сто одна история Сюрреализма - Рим Дик

у той коробки из-под молока на полу нет дна, вы не можете знать, есть ли она или нет на самом деле, пока сами не проверите. И вы не будете знать, есть ли у него задняя сторона, которую вы не видите сейчас. Или её нет. Вы догадываетесь. Предполагаете — уверенными быть не можете. Вероятнее всего, весь мир состоит из маленьких пикселей, оно и верно — атомы, материя. Даже мы, есть они. Значит, если мы есть они, они есть мы и мы взаимодействуем друг с другом сами того не хотя, инстинктивно, и также инстинктивно атомы перестраиваются и создают мир за коробкой, под чашкой и мир за нами, для тех, кто смотрит нам за спину. Для моего восприятия моей спины нет, там пусто, но я понимаю, что там вчера была стена, и повернувшись, вижу, что там и правда она есть. В этот миг материя преобразилась в нечто, что мы восприняли, как данность. В данности создался мир вокруг меня и тех, кто меня окружает, ведь они попадают в мой мир восприятия. Представим, что вы никогда не были у меня дома, но зайдя ко мне в гости, вы видите мой дом, его стены, пол, стулья, обои. Всё это эффект иллюзии, эффект, который был передан вам импульсами моего мозга. Да. Зайдя, вы уже знаете, где у меня кухня, а где находится уборная, если никогда и не были у меня дома. Это потому, что я послал вам информацию, которая может понадобиться вам, и создал под вами пол, чтобы вы могли передвигаться. Для нас обеих есть тот мир, который мы можем уловить частичками глаз, восприятием, чувствами. Пока мы смотрим оба вперёд, позади нас может быть нет дома, а может и есть, потому что кто-то снизу в данный момент смотрит на наш дом и наблюдает. Но в целом, тех людей тоже нет, пока мы не войдём с ними в взаимодействие. Запутанно, понимаю, но таков мир. Человек может видеть обёртку дома снизу, но никогда не увидит всей картины внутри. А внутри дома может жить скат, космос или пьяный енот.

А вот в самом космосе, дела обстоят совсем по-другому. Мы вечно падаем во все стороны, со всей галактикой. Мы идеально ровный круг, который крутится на месте, как юла, но если смотреть сверху, покажется, что мы стоим на месте. Быть миру падающим или нет, это зависит не от нас. Где-то там, за галактиками, есть другие инопланетяне, которым чуждо видеть ближнее, и они создают дальнее, мыслями и поступками. Они никогда не достигнут нашей системы, но всегда будут теми, кто заставляет падать нашу галактику. Они, пытаясь посмотреть на нас, прячут нас от самих себя. То есть, смотря на нашу галактику, галактика исчезает из их поля зрения. Это как с червячками, когда вы плачете, и видите краем глаза, как напротив вас, прямо в воздухе, плавают червячки, и пытаясь сконцентрироваться на них, они исчезают то снизу, то сверху, а бывает и вовсе навсегда. Попробуйте надавить на подшипник иголкой, шар покатится, а игла соскользнёт, не в то место. Вы не сможете проткнуть шар. Как их взгляды не могут уловить и проткнуть нас, заставляя всё время падать вниз. Может потому нас и не могут найти, просто-навсего не видят.

Если каждый год в одно и тоже время наблюдать за боем часов, можно увидеть фею, которая передвигает стрелки часов между пятью и шестью. И если в этот момент надавить на них, то феи вылетят из них, и часы больше никогда не будут работать, сколько бы мастеров его не смотрели. Конечно, если у часовщиков есть ручные феи, которых они держат в спичечных коробках, феи будут только рады помочь. Они не могут пройти мимо них, сколь бы могущественной не была бы фея. Феи любят придерживать часовые стрелки, чтобы они не ходили назад. Они не любят вспоминать прошлое, ведь один тик назад, и феи станут глупее, чем на один тик вперёд. Чтобы не учиться всему заново, феи качают мускулы для поддержания порядка времени, придерживаем часов на узде.

Когда попадёте под землю, после смерти, ни в коем случае не смейтесь над усопшими, особенно над собой. Владыка подземного мира не любит, когда кто-то радуется смерти и шутит над ней. Ведь смерть — его жена. Они вылавливают души удочкой и запирают в корзиночки, чтобы вешать на прищепки над огнём. Любят мучить их, и пить коньяк из крови мула и двадцатилетних девственниц. Смерть выпускает души на волю, иногда, чтобы поохотиться на них, вонзить копьё и четвертовать. Запомните, если вам скажут выбегать и попытаться выйти на поверхность, к своим друзьям, то покачайте головой и дайте Смерти в глаз кулаком, и вы будете вечно гореть в клетке, и никогда не будете освобождены. Оно так и правильно, лучше гореть, чем гореть и быть продырявленным, лучше вечно сидеть целым, чем состоять из мозаик. Однажды Наполеон допустил ошибку, дал в глаз кулаком и выбежал, решил, что успеет выбраться наружу, через люк на крыше дилижанса Сатаны, но не тут-то было. Одним большим шагом, Владыка достал его и выпустил через мясорубку, размазал по багету, сверху наложил огромную кучу ядовитого мускуса, и дал церберу на обед. Цербер прожевал его, потом смыл в унитаз, оттуда Наполеон попал на стол червю вампиру, а червь вампир, смыв того в свой, попал на обед кролику педофилу, который любил французов. Семь лет он насиловал багет с фаршем, пока из Наполеона не начали вырастать дети и не разорвали ему живот, съев внутренности изнутри. Вылупившись, дети начали лепить из Наполеона разные виды постройки, бить его об стены, топить, размешивать с кислотой, жарить на огне и запихивать в него кишки мёртвых крыс для создания чучела. Наполеон тогда и понял, лучше не пытаться. А когда он увидел, что из люка вовсе нет выхода, а там сидит дочь Смерти — разочаровался в том, что усоп. Дочь была даже страшнее матери. Она спустилась ровно через неделю после того случая, чтобы поиграть в куклы с заключенными. Особенно она любили выдёргивать руки и ноги, и вставлять на место головы, смеяться, а потом размазывать по алмазному полу асфальтоукладчиком. Намазывать на огурец, и бросать на съедение курицам. Они клевали его семьсот лет, ибо были безглазые. А как пользоваться ртом, совсем забыть забыли. Временами они отходили